Отзыв о Евгении Терегулове (М.Броннер)

Когда мы встретились, я был еще студентом-второкурсником училища при Московской консерватории, а Женя уже учился в консерватории. Представьте: школьник 7-8 класса и полный собственного достоинства студент. Нас разделяла профессиональная «бездна». При этом – мы почти ровесники (Женя всего на два года старше). Но я делал лишь робкие попытки в сочинительстве, а Женя уже был, как мне казалось, сложившимся композитором. И вот: Татьяна Чудова, Александр Чайковский, Евгений Терегулов – взрослые, «солидные» композиторы – и я, студент училища, испытывающий полное счастье от того, что ему разрешили посещать класс Тихона Николаевича Хренникова. Помню огромный (так мне казалось) 37-й класс и ожидание Т.Н. А ждали мы его часами – он был очень занят своими многочисленными композиторскими, да и государственными делами. Это ожидание, во время которого мы показывали свои сочинения, обсуждали услышанное, да и просто разговаривали на самые разные темы, было удивительно радостным и даже каким-то трепетным. Интересно, что Т.Н. всегда приходил. Иногда после нескольких часов ожидания. Сначала в коридоре было слышно какое-то движение (помимо нас учеников его ожидал ещё и «табун» просителей, да и каких-то странных личностей хватало), потом его несколько тяжеловатые шаги приближались, и Т.Н. входил в класс. Он был неизменно доброжелателен, внимателен и по-человечески прост. Первое время, показывая свою музыку, я просто умирал от страха, но общая обстановка в классе была очень спокойная, да и с Женей мы быстро познакомились, и он всегда по-дружески подбадривал меня. Конечно, думал я, Жене легко показывать свою музыку, ведь он блистательно исполнял свои сочинения, причём не только фортепианные, но и партитуры, и инструментальные ансамбли. А мне? Никогда так не получится…Это, пожалуй, был первый урок, который я получил в 37-м классе и который преподал мне Женя: если показываешь свою музыку и хочешь, чтобы было понятно – играй хорошо или не играй вообще. Сейчас это совершенно не нужно, все мои ученики приносят свои сочинения, набранные на компьютере, и просто вставляют флешку.

Вообще первое воспоминание о Жене, пожалуй, связано с его пианизмом и с его умением исполнять свою музыку. Кстати эту любовь, как я говорю, «нажимать на клавиши», Женя сохранил на всю жизнь, и уже в зрелые годы участвовал и побеждал в пианистических конкурсах. Эти конкурсы ласково называют «пенсионерские», хотя это просто соревнование зрелых музыкантов. Слушать этих конкурсантов гораздо интереснее, чем их молодых коллег, у которых умение играть громко и быстро – единственное достоинство. А слушать Женю было просто наслаждением: какой Шопен, какой Бах! Как тонко, умно, музыкально…

Уже через много лет я с удивлением узнал, что все эти годы Женя серьёзно и кропотливо занимался музыкально-исследовательской работой, и является, пожалуй, наиболее крупным специалистом (практически единственным!) в исследовании агогики и артикуляции музыки барокко. Он автор двух замечательных и очень интересных книг, посвященных этим проблемам – «Как читать фортепианную музыку Гайдна» и «Забытые правила». От многих пианистов я неоднократно слышал, как помогли им Женины исследования в практическом музицировании. Это очень редко бывает, когда музыкальная наука помогает действующим музыкантам решать свои профессиональные проблемы.

Известно, что талантливые люди – успешны в самых разных областях. Может быть, Женя был талантлив к слишком многим занятиям. Чем только он не занимался в жизни! Очень жаль, что часто эти занятия не имели никакого отношения к музыке, или имели к ней отношение весьма опосредовано.

На нашу жизнь хватило трудных и весьма мучительных лет (любой человек моего возраста прекрасно понимает, о чём я говорю). Женины «многочисленные работы» не были, как мне кажется, связаны с желанием просто выжить в годы, когда занятия музыкой по существу просто не оплачивались. Нет, его «странные», как мне казалось, занятия были связаны в большей степени с его темпераментом и страстным желанием доказать – доказать азартно и бескомпромиссно, что он также хорошо, как играть и сочинять, может заниматься любой практической деятельностью.

Уже в зрелые годы мы часто встречались летом в Карелии, в доме творчества композиторов «Сортавала». Это место я называю «Остров счастья». Место, где немыслимая красота природы соседствует с весьма скромным бытом, и которое, как магнит, притягивает в течение многих десятилетий (и Женя – не исключение).

Так вот, оказалось, что Женя и грибы собирает очень творчески и успешно, и шашлык маринует и жарит мастерски. Женя жил, как будто сочинял свою жизнь, а сочинял – как жил. Жаль, что только в конце жизни Женя вернулся к педагогической деятельности и был очень востребованным педагогом.

Конечно, в моих кратких заметках пришло время написать и о композиторском творчестве Жени. В профессии «композитор» в наше время есть какая-то «безнадёга».

Ведь что бы ты ни написал, шансы быть услышанным грустно стремятся к нулю. Кроме того, композитору трудно писать о творчестве своего коллеги-композитора, ещё трудней, если ты считаешь композитора своим другом, и просто невозможно, если этого друга уже нет рядом с тобой. Но, как ни странно, в данном конкретном случае мне это несложно. Для себя я однозначно решил, что определяет настоящий класс композитора. Это очень просто: если у тебя есть музыка, которая могла бы прозвучать в самых по-человечески сложных, трагических ситуациях, – ты классный композитор, ведь настоящая музыка всегда о смерти и о любви. Да, мне легко искренне сказать, что Женя был очень хорошим композитором. И даже если он не написал тех сочинений, которые должен был написать, и того, что он создал – достаточно, чтобы судить о мере его таланта и надеяться, что Женина музыка найдёт дорогу к слушателю.

Пусть его «Реквием» исполняли полностью лишь однажды, но я помню эту музыку, и могу оценить, как вдохновенно и мастерски она написана. Если память сохранила впечатления о сочинениях, если они запомнились тебе как нечто важное и памятное – значит, это настоящие сочинения. Я помню фортепианное трио «Посвящение Брамсу», виртуозные скрипичные сонаты, очаровательные детские хоры, я с радостью вспоминаю много Жениной музыки, – значит, я помню Женю и могу мысленно продолжить наши беседы. Мой друг ушёл, это горько, но всё, что нас связывало, останется навсегда.